– И что ты собираешься делать? Вернешься в Москву?

– Пока не знаю. Я запутался. Вроде бы и хочется заниматься финансами, но в то же время все во мне противится, когда меня заставляют. Если соглашусь, это будет означать, что я проиграл. Хочется быть цельной личностью, а не марионеткой в руках отца. Особенно сейчас, когда я не могу ему ответить. Ему будет проще простого дать мне очередную пощечину или оскорбить.

– Это действительно ужасно, – она нахмурилась. – Он бил тебя?

Мне было неудобно говорить об этом, потому что это происходило слишком часто. Особенно последние годы. Но мне не хотелось выглядеть перед Витой слабаком.

– Так. Несколько раз.

Она покачала головой и снова отвернулась к таблице, где мы проверяли данные.

– Давай следующую вкладку. Тут все в порядке, – через некоторое время молчания сказал я. – …Даже немного странно, – я задумчиво уставился в потолок вместо монитора.

– Что именно?

– Что ты задаешь мне такие вопросы. Никто никогда не интересовался моими чувствами и мыслями. Никому не было неинтересно, что творится в моей душе.

– По-моему, это самые обычные вопросы, которые задают друзья друг другу, чтобы поддержать.

Кем-кем, а друзьями я с ней точно не хотел быть. Но и не быть ими – тоже. В конце концов, говорят, что из дружбы вырастают самые крепкие отношения. Мог ли я надеяться на них? Тогда в ресторане Вита мне ясно дала понять, что между нами ничего не может быть. И все же. Я не терял надежды. Без нее я чувствовал себя одиноким.

– Я хочу поцеловать тебя, – неожиданно для самого себя выдал я.

– Что? – ее брови сложились домиком, и она явно не поняла, как мы оказались в этой точке разговора.

– Ты мне нравишься, и я хочу поцеловать тебя, – уже увереннее повторил я.

Она несколько раз моргнула, осмысливая мое предложение.

– Прекрати, Матвей. Мы уже обсуждали твои капризы, – строго ответила она, и мне понравился этот тон.

– Если у твоего поцелуя есть цена, назови ее.

– Ты в своем уме?! – Вита была потрясена. От возмущения даже приоткрыла рот.

– Иди в задницу! Вот моя цена! – Вскипела она. – У тебя что, паранойя? Ты помешался на мне? Я понимаю, что ты за всю свою жизнь не привык к отказам, потому что там за все можно было заплатить. Но это работает только в том мыльном пузыре, в котором живут богачи вроде тебя. Здесь тебе не будет доставаться все, что ты захочешь!.. – она покачала головой. – Да уж… Это моя ошибка! – она откинулась в кресле и сложила руки на груди. – Знаешь, может, было бы и лучше, если бы ты уехал к родителям и вернулся к привычной жизни. Спасибо тебе за помощь, дальше я сама как-нибудь справлюсь. И давай так – больше не приходи в мой дом, если мое общество вызывает в тебе такие эмоции, что ты не можешь держать себя в руках, когда мы уже все обсудили. У меня нет времени повторять дважды одно и то же. Слишком много дел!

Между нами повисла напряженная тишина, которую, к счастью, нарушил сначала лай собак, а потом стук открывающейся двери.

– А вот и я, – Владимир зашел в дом. – Представляете, машина с гуманитаркой, оказывается, приедет только завтра. Пришлось вернуться обратно в Липовку. – Он встал посреди комнаты, изучая нас. – Что у вас с лицами? Сложные расчеты?

– Да. Но мы как раз закончили, – отрезал я, переведя взгляд на него. – Отвези меня в дом для паломников.

Еще никогда в жизни я не чувствовал себя настолько униженным. Я лишь хотел напомнить, что она мне симпатична, хотел, чтобы мы были вместе! Но мои чувства снова растоптали!

Я больше никогда не приду в ее дом! И не буду ничего делать для нее! Тем более, рисовать эти глупые платки!

Глава 12

Тот вечер я провел в кровати, уставившись в потолок. У меня была полнейшая апатия, я даже отказался идти на службу: у меня не было сил слушать поучительные рассуждения отца Серафима и тем более не хотелось встретить там Виту. Я чувствовал себя просто ужасно! Единственное, чего сейчас хотел, – это, как обычно, напиться виски, чтобы ничего не чувствовать. Моя жизнь – сплошная катастрофа, с которой я ничего не мог сделать. Наверное, мой отец все-таки был прав на счет меня: я ни на что не способен. Да, он разрешил мне «поиграть» в паломника, чтобы отдохнуть от меня и привести свои чувства в равновесие после того, что произошло со мной. Но так или иначе он вернет меня обратно, и я все равно буду заниматься семейным бизнесом. Мой единственный шанс не быть одиноким – это согласиться на отношения с девушкой, которую мне подберет отец. Пора смириться с этим. Вся моя жизнь – бессмысленное существование.

– В чем смысл жизни? – я повернул голову к послушнику, который сидел за столом неподалеку и разбивал кедровые орехи пустой бутылкой от дешевого одеколона. – Вот лежу я здесь. И что? Зачем все это?

– Экзистенциальный кризис настиг? – Улыбнулся Владимир, потом задумался. – Смысл жизни? В спасении души. Для меня смысл моей жизни в том, чтобы сделать как можно больше хорошего для людей, облегчить их жизнь, подарить радость, утереть чьи-то слезы, сделать этот мир добрее. Мне и самому лучше от этого становится.

– Я тоже делал хорошее для друзей – разрешал им отдыхать на моей яхте и вилле. Только вот теперь я здесь, обездвиженный.

– Нужно было оказывать помощь тем, кто в ней действительно нуждался. Дети, старики, – пожал плечами Владимир и разбил очередной орех.

– Я как-то об этом даже не думал раньше. Мне не приходилось бывать в таких местах, куда я ездил вместе с тобой. Честно говоря, бедность, болезни и немощь мне вообще никогда не хотелось видеть, и тем более погружаться в это все. Проще представить, что людей, у которых такие проблемы, не существует. Пока сам с этим не столкнешься, совершенно не думаешь об этом. Так что мне всегда хотелось праздника, беззаботности и веселья.

– Разве вечный праздник не надоедает со временем? – он закинул орех в рот.

– Надоедает. Поэтому и приходилось каждый раз увеличивать дозу запрещенки, чтобы достичь того самого состояния, когда ты плывешь на волнах счастья, когда больше ничего не интересует.

– Но реальность неотвратимо все-таки настигала на следующее утро?

– Да. Лопалась, как мыльный пузырь. Это была лишь временная иллюзия счастья, которая потом все равно пропадала и взамен веселья приносила головную боль и чувство безысходности.

– Знакомо, – Владимир повел бровями.

Мы улыбнулись друг другу, но наши улыбки быстро померкли. Наверное, оба вспомнили это ощущение всепоглощающей тоски сродни депрессии, которое настигает, когда опьяняющее действие заканчивается. Остается только боль, пронизывающая все тело, и давящие на мозг разрушительные мысли, которые мучали накануне.

– Алкоголь и иже с ним, как дьявол, просто обманывает, маскируя проблемы под их отсутствие. Но в итоге проблемы не решаются, наоборот, к ним добавляется еще и плохое самочувствие. Так что справиться с ними помогает именно забота о других. – Владимир пожал плечами. – По крайней мере у меня так. Пока развозишь гуманитарку или плетешь маскировочные сети, уже не остается времени на то, чтобы унывать. Нужно столько успеть сделать!

– Что-то есть в твоих словах, – я снова смотрел в потолок. – Тебе, конечно, проще рассуждать о помощи другим – у тебя есть здоровые руки и ноги. А я… Что могу сделать я? Если только помочь материально. Только вот теперь и средств лишних нет.

В кармане его подрясника пиликнул телефон, и Владимир сказал:

– Мне нужно к сестре. Пойдешь со мной?

– Нет. Хочу подумать о своей жизни. Посади только меня в кресло перед тем, как уйти.

Около получаса я сидел в тишине и размышлял о том, что мы обсуждали с послушником. Что-то было в его словах, о чем я не думал раньше. Тем более, я в этом убедился, когда перевел